Содержание

Предисловие к русскому изданию    5
Введение    7
Что такое евгеника?    16

Наука    17
    Предшествующая эволюция человека    17
    Тестирование умственных способностей    23
    Фактор общих способностей    27
    Снижение IQ    28
    Наследственные заболевания    32
    Научный метод    43
    Картирование генома человека    52

Идеология    54
    Необходимые условия жизни    54
    Альтруизм    58

Общество и гены    62
    Политика: манипулирование под маской
демократии    62
    Социальная помощь и рождаемость    69
    Преступность и IQ    72
    Миграция    77

История и политика евгеники    78
    Краткая история евгенического движения    78
    Германия    83
    Правые и левые    98
    Евреи    110
    Подавление евгеники    117
    Возможное злоупотребление генетикой    123
    Эвтаназия    124
    Религия    125
    Осуществимость    126
    Радикальное вмешательство    129

Заключение    136

Приложение 1    137
    Социальная биология и биологическое усовершенствование населения    137
Приложение 2    144
    100 книг по истории Германии в период
Веймарской республики и национал-социализма    144

Библиография    152

Введение

Я с вами, вы, мужи и жены поколений,
Всех, — тех, кто были, есть и будут
И днесь, и присно, и вовеки ...
Уолт Уитмен, «Crossing Brooklyn Ferry»

Первая мировая война и последовавшая депрессия подорвали психологию имперских и классовых привилегий, возник вакуум, в котором установился климат жесткого эгалитаризма. В западном обществе двадцатого века возобладала новая, унифицированная идеология. Фрейдизм, марксизм, бихевиоризм Б.Ф.Скиннера, культурная история Франца Боаса, антропология Маргарет Мид — все эти учения выдвигали на первый план неограниченную пластичность и программируемость биологического вида homo sapiens. Вновь и вновь разъяснялось, что человеческие умы мало чем отличаются друг от друга по своим врожденным качествам, что разница объясняется воспитанием и образованием. По аналогии с компьютером, программное обеспечение — это все, а «железо» одно и то же и, стало быть, не имеет значения. Дорога к счастливому будущему пролегает через улучшение окружающей среды, и только.
В последней трети двадцатого столетия ученым все еще дозволялось более или менее свободно преподавать теорию эволюции, однако эта свобода не распространялась на будущую эволюцию человечества. Любопытно, что замалчивание этой темы совпало с революцией в понимании, что такое генетика. Ныне эта цензура отменена, и даже самые непримиримые враги евгенической науки признают, что отстаивать запрет на евгенику больше невозможно.
Хотя круг лиц, озабоченных будущим генетическим устроением человечества, невелик, достаточно идеологической искры в этой области, чтобы вызвать пожар. В результате враждебность слишком часто оттесняет разумное обсуждение. Общество избегает этих вопросов, но они упорно продолжают стоять перед нами, требуя если не разрешения, то хотя бы признания.
В этой книге представлены аргументы — прежде замалчиваемые, но теперь активно выдвигаемые — в пользу возрождения евгенического движения.

*
Как бы мы, люди, ни гордились нашими достижениями, мы, в сущности, не продвинулись в решении коренных вопросов бытия дальше уровня пещерных жителей. Мы не в силах вообразить бесконечность прошлого и будущего, и точно так же мы не способны представить себе время, имеющее начало и конец. Однако психологически мы нуждаемся в некоторой системе координат — концепции бытия, определяющей наше место во Вселенной. Пытаясь заполнить пустоту, мы предаемся мифотворчеству.
Всякое мировоззрение должно, во-первых, объяснить нам устройство Вселенной и, во-вторых, заглушить наши страхи и пойти навстречу нашим стремлениям. Логика здесь отнюдь не обязательна. Миф может противоречить самому себе, может оказаться в разладе с реальностью.
Где и когда бы мы ни жили, мы неизбежно ощущаем себя средоточием мироздания. Мифы других культур в лучшем случае вызывают у нас снисходительную усмешку, или же мы идем на них войной, чтобы навязать им наше — разумеется, единственно верное — мировоззрение.
Вплоть до середины девятнадцатого столетия западный мир в своих представлениях об устройстве Вселенной опирался на Книгу Бытия. Но открытие эволюции представило совершенно иное объяснение происхождения человека. Пытаясь согласовать религию с наукой, мы создали новую мифологию, и неудивительно, что мифология эта полна противоречий:
а) В то время как другие виды животных и растений могут подвергаться существенным изменениям в течение всего лишь нескольких поколений, мы утверждаем, что тысячи поколений в самых разных условиях отбора и выборочного спаривания оставили только незначительный генетический разброс в нашем виде.
б) Интеллектуалы (в отличие от иного среднего обывателя) не сомневаются, что мы — продукт эволюции. При этом, однако, они также убеждены, что человеческие существа — единственный вид, более не подверженный этому процессу.
в) Несмотря на то, что общество материально поощряет способности и смекалку практически в любом роде деятельности, принято считать, что подобные фак¬торы не играют никакой роли в формировании социальных классов. Предполагается, что этот процесс зависит от случая или от наследственных привилегий. Ученые, авторитет которых доминирует на издательском рынке и в академических кругах, отрицают даже различия врожденного IQ в разных человеческих популяциях.
г) Мы создали целую индустрию академического тестирования, но полученные с ее помощью данные объявлены не просто приблизительными, а вообще лишенными какой бы то ни было ценности.
д) Из поколения в поколение семьи становятся все малочисленней. Люди, умственно одаренные, не оставляют себе замену (этого как раз и опасались ученые еще в XIX веке). Но мы спокойно принимаем это как данность.
е) Мы все успешней прибегаем к способу избавиться от естественного отбора — он называется «медици¬-
ной» — и твердо убеждены, что будущие поколения нисколько от этого не пострадают.
ж) Напряженно трудясь над картированием генома человека, мы продолжаем исходить из категорий мо¬рали по отношению к научно объяснимому поведению.
з) Хотя наше общество, подобно всем другим животным популяциям, зиждется на ритуале спаривания, у человека этот процесс управляется несметным количеством маскирующих табу и фетишей. Пропасть между реальностью и фантазией тут — глубже некуда.
и) Мы создали кастовое общество, которое кооптирует талант у менее привилегированных каст. Эффективно манипулируя ими, эксплуатируя их, мы в то же время провозглашаем своим девизом равенство возможностей.
к) Мы закрываем глаза на то, что наш вид можно безошибочно охарактеризовать как патологический. Освободившись (очень ненадолго) от оков естественного отбора, забыв об ограниченности природных ресурсов, мы обрушили на себя и на другие биологические виды шквал экологического разрушения.
л) Мы создали нестабильную экономику, основанную на истощении ресурсов, и рвемся к еще более высоким уровням потребления. Этот процесс безмозглого проедания наследственных богатств мы провоз¬гласили целью нашего общества.
м) Мы декларируем свободу слова и при этом безжалостно преследуем и выкорчевываем любое альтернативное мнение относительно генетики человека, если оно неугодно какой-либо влиятельной части общества.
Таким образом, технологическая революция не повлекла за собой развенчание мифов, но превратила их в оружие против биологии. Возможность найти компромисс в любых политических конфронтациях всегда зависит от соотношения сил противоборствующих сторон. Участь будущих поколений при принятии решений не учитывается.
Вопреки распространенным предубеждениям и предрассудкам, научные факты неопровержимы. Пока вы прочтете эти строки, человечество уже изменится генетически. Существуют такие виды, как, например, рыба целакант, которой — невероятно, но факт! — более 400 миллионов лет. Но это редкое исключение. Homo sapiens — очень молодое звено в цепочке эволюции; условия, управляющие отбором в этой популяции, претерпели за последнее столетие революционные изменения.
В конце концов мы должны решить, в какой степени мы довольны собой как видом. Именно здесь проходит водораздел, отделяющий тех, кто приветствует генетическую интервенцию, от тех, кто противостоит ей. Впрочем, независимо от личных позиций, никто не отрицает тот факт, что, хотя в генетической лотерее много выигравших, в ней немало и тех, кому повезло куда меньше.
Евгеника, которую можно представить как человеческую экологию, всегда выступала от имени будущих поколений. И хотя нам, конечно же, не стоит быть слишком самонадеянными относительно нашей способно¬сти предсказывать будущее, мы, тем не менее, обязаны принимать во внимание некоторые желательные предпосылки. Мы хотим здоровых, умных детей, которые станут эмоционально уравновешенными альтруистами в полном смысле этого слова.
Сейчас, когда большинство людей живет много дольше своего репродуктивного возраста, населять планету будут не те, кто просто уцелел в горниле естественного отбора, а те, у кого больше детей. Таким образом, осно¬вой отбора становится скорее рождаемость, чем смерт¬ность. Изменение поистине революционное.
По крайней мере в теоретическом плане мы сейчас — наконец-то! — достигли согласия в том, что равенство возможностей — желанная цель. Но в то же время мы зажаты в тисках мировоззрения, которое настаивает на том, что люди не только должны обладать равными правами, но что все люди одинаковы, разница только в воспитании.
К нашему счастью и радости, все мы все-таки разные — и как отдельные личности, и как группы. Мы отнюдь не идентичные устройства с разным программным обеспечением. Все без исключения этнические группы порождали как сорвавших куш, так и проигравших в генетической лотерее. Интервенционисты видят наш моральный долг в том, чтобы передать детям не одну и ту же наследственность, а разную, и притом лучшую из всех возможных для каждого. Антиинтервенционисты указывают на то, что мы легко можем причинить непоправимый вред, разбив драгоценную вазу, передаваемую из поколения в поколение. Но отсутствие решения — тоже своего рода решение.
Многое в нашей обыденной жизни чревато генетическими последствиями. Кому иметь детей и сколько? Все, что влияет на продолжение рода, является фактором нового отбора. К этому можно отнести поход в ближайшую аптеку за противозачаточными средствами, желая снизить, а то и вовсе прекратить деторождение ради успешного образования или карьеры. Предоставляя свободные дни для ухода за детьми и финансовую поддержку лишь беднейшей части населения, правительства стимулируют рождаемость в одних социальных группах и поощряют другие иметь поменьше детей. Такая политика уже теперь стала важным фактором в генетическом отборе.
Евгенисты доказывают, что нам нужно осознать нашу ситуацию в физическом мире — как биологических существ. По их мнению, если мы хотим выжить как вид и обрести некую более высокую философскую значимость, чем остальные животные, у нас нет другого выбора, кроме как подчинить свое поведение интересам будущих поколений и регулировать рождаемость, руководствуясь принципами, неоспоримыми для всех остальных биологических видов. Короче говоря, заменить естественный отбор научным. Выражаясь словами отца евгеники и статистики сэра Фрэнсиса Гальтона:

То, что природа делает слепо, медленно и безжалостно, человек может делать осмотрительно, быстро и гуманно... Работать в этом направлении — его долг 1.

Перед вами книга о смысле жизни, о назначении человеческого разума и о нашем месте в универсуме. Книга исходит из рациональной философии жизни и руководствуется любовью к нашим детям. Речь идет об осознании родительской ответственности. В духе дружбы и сотрудничества «Будущая эволюция человека» предлагается вниманию как сторонников, так и противников евгеники. Я надеюсь, что многие из нас разделяют общие ценности, надежды и страхи. Нам следует, по меньшей мере, согласиться, что мы не обязаны всегда соглашаться друг с другом.
Евгеническое движение, с его ценностями и эмоциями, с его долгой историей, выдвигает научную платформу, однако не ограничивается наукой. Я пытаюсь связать воедино на первый взгляд далекие друг от друга области с помощью синкретического подхода, ведь любое серьезное мировоззрение более или менее эклектично.
Человечество вступает в новую фазу понимания механизмов наследственности, в эпоху новых биотехнологий. Научное объяснение получили многие аспекты здоровья и поведения человека, на которые до сих пор смотрели лишь сквозь призму морали. Джинн просвещения вырвался из бутылки невежества, и назад его не засунешь.
Современная революция в генетике, близкая перспектива овладеть геномом человека — все это пугает и вдохновляет. Нам придется принять как данность, что открытия в области генетики предоставляют такие возможности, о которых сейчас мы едва ли догадываемся. Разногласия по поводу того, что принадлежит наследственности (nature), а что относится к влиянию среды (nurture), покажутся устаревшими, и встанет вопрос: что делать дальше, как осуществить если не утопию, то хотя бы нечто близкое к ней, или хотя бы ближе того, что мы имеем сейчас. В самом крайнем случае — как выжить.
Сторонники евгеники рассматривают свое движение как часть борьбы за права человека — права тех, кто придет после нас. Как некогда Мартин Лютер Кинг, мы можем задаться вопросом: доберемся ли мы когда-нибудь до Земли обетованной? Или, может быть, конечной цели нет, а есть лишь поиск? В любом случае наш долг перед потомками — начать этот путь, сделать все, что в наших силах, для того, чтобы они родились лучшими, чем мы, людьми, унаследовав больше наших достоинств и меньше наших пороков.


Что такое евгеника?

Эта плакучая ива!
Почему бы тебе не посадить их несколько
Для миллионов еще не рожденных детей,
Так же, как и для нас?

Эдгар Ли Мастерс, «Columbus Cheney»,
в «Spring River Anthology»

Стоило установить неразрывность человечества со всем царством живой природы, как стали неизбежными усердные попытки улучшить наследственность человека. В конце концов, евгеника — это, попросту говоря, прикладная человеческая генетика. Пятеро из первых шести президентов Американского общества человеческой генетики являлись одновременно членами совета директоров Евгенического общества. Исторически современная генетика вышла из евгеники, а не наоборот.
Цель позитивной евгеники — повышение рождаемости у тех, кто наделен генетическими преимуществами, путем финансового поощрения, целевых демогра¬фических анализов, оплодотворения in vitro, пересадки яйцеклеток, клонирования. В пронаталистских странах (то есть там, где хотят поднять рождаемость) уже занимаются позитивной евгеникой в умеренных формах.
Негативная евгеника, направленная на снижение рождаемости среди генетически менее удачливых, в основном, существует лишь в виде семейных консультаций, предусматривая, в частности, своевременное прекращение беременности или стерилизацию. Чтобы сделать услуги такого рода общедоступными, евгеники выступают за то, чтобы люди с низкими доходами по крайней мере получали их бесплатно.
Генетическая инженерия, не известная прежней евгенике, представляет собой активное вмешательство в развитие эмбрионаза — без преимущественного поощрения тех или иных групп людей.


Наука

Предшествующая эволюция человека

Змея, кабан и волк сидят во мне.
Пустое слово, дикое желанье,
и злоба лютая, и лживый взгляд, и лень...
Ни в чем из этих низких свойств души
я не испытываю недостатка.
Уолт Уитмен, «Crossing Brooklyn Ferry»

Вопрос, где провести черту между близкими видами и подвидами, может решаться по-разному. Когда речь идет о современных человеческих популяциях, такие демаркационные линии особенно спорны, ведь многие в научной среде преследуют различные социально-политические цели.
Биологическая номенклатура растительного и животного мира нашей планеты, введенная в XVIII веке Карлом Линнеем, объединяет представителей всех со¬временных человеческих рас и популяций в один вид — homo sapiens. Таким образом, все живущие ныне люди, будь то бушмены, австралийские аборигены, японцы, эскимосы или белые, объявляются единым видом, любая попытка обсудить существование подвидов встречает недоверие и враждебность. Обращение, подписанное группой выдающихся биологов в 1997 году в ответ на заявление французского политика Жана-Мари Ле Пена о расовых различиях, отрицало их наличие в человеческих популяциях. Отрицание рас впервые было провозглашено евгеником Джулианом Хаксли в 1935 го¬ду. Причина была чисто политическая — нюрнбергские расовые законы в гитлеровской Германии2. Итак, у нас есть один-единственный «современный человек», только разного цвета кожи, называется он homo sapiens sapiens, и этот вывод пресекает любую дискуссию о человеческих «подвидах». В самом деле, современные генетические исследования подтверждают удивительное сходство всех людей. Но при этом выявилось и совпадение структуры ДНК у человека и шимпанзе на 95—99 процентов3.
Сейчас ученые в принципе согласны, что все современные человеческие популяции происходят из Аф¬рики. Но существуют серьезные разногласия относительно того, объясняются ли межгрупповые различия эволюцией, берущей свое начало миллион лет назад от homo erectus («мультирегионализм»), или же homo sapiens появился относительно недавно, примерно 100—150 ты¬сяч лет назад, и стал вытеснять конкурирующих пришельцев семейства гоминид всюду, где соприкасался с ними. Вопрос, в какой мере имело место скрещивание ранних гоминидов, остается дискуссионным. Мультирегионалистов, в частности, обвиняют в том, что, настаивая на фундаментальных биологических различиях, они выдвигают расистскую идеологию4. По словам Сеймура Ицкова, мы сталкиваемся здесь «с желанием верить похожим на совращение интеллектуалов абстрактными идеологическими схемами в политике и социологии»5.
Полезной контрастирующей моделью может служить генеалогия гепардов и лошадей. Генетические исследования показали весьма незначительный генетический разброс у гепардов — их предки должны были одновременно проскользнуть сквозь такое узкое «горлышко», что лишь несколько особей оказались способны сохранить вид путем скрещивания. Лошади, напротив, демонстрируют огромные различия — очевидный результат независимого приручения и выведения в разных частях света.
В конечном счете генетика больше похожа на игру в шахматы, где развитие позиции представляет лишь исторический интерес и не оказывает влияния на исход партии, чем на бридж, где успех в основном зависит от способности игрока запоминать, какие карты уже оты¬граны. Очевидное разнообразие (даже внутригрупповое) человеческих популяций открывает возможность вмешательства в человеческую эволюцию с целью управлять ею и даже искать новые горизонты, — независимо от того, как возникло нынешнее разнообразие. Откуда мы пришли — вопрос, конечно, очень интересный, но совершенно другой вопрос: куда мы идем.
Даже школа «вытеснения» признает, что человечество развивалось  по меньшей мере  на протяжении пяти—восьми тысяч поколений вне Африки, в совершенно разных условиях отбора. Этого, без сомнения, было достаточно, чтобы выработать важные различия в разных субпопуляциях.
Еще более значительные расхождения следует признать на основе биологического разброса, который уже наличествовал в эпоху, когда разные популяции покидали Африку. Так как человеческие популяции развивались в Африке гораздо дольше, чем вне этого континента, африканские популяции демонстрируют гораздо больший генетический разброс, чем другие расы. Таким образом, на популяциях, покинувших родной континент, возможно, сказался, хотя бы частично, и этот фактор. Более того, мигранты могли скреститься с другими представителями семейства гоминидов — как с африканскими, находясь еще в Африке, так и с теми, кто прибыл на новое место обитания раньше них.
Для сравнения: специалисты по разведению животных могут достичь значительных изменений в течение лишь нескольких поколений. Эти факторы в сочетании с профессиональной специализацией современного общества и выборочным спариванием обеспечили большой внутривидовой разброс.
Если вид homo sapiens существует уже примерно
150 000 лет, то наше будущее может оказаться куда менее долговечным. Человеческий род имеет начало и, очевидно, будет иметь конец. Мы рассматриваем его здесь не только как общее число людей, живущих в данный конкретный момент, но и как совокупность всех будущих людей за всю продолжительность существования данного сообщества. Евгеники исходят из того, что наши моральные обязательства относятся ко всем грядущим поколениям, ибо мы не только часть экологии планеты, мы ее хранители. Как выразился Джозеф Кэмпбелл, мы — не что иное, как ее совесть6.
Известный генетик Джеймс В.Нил изучал общество и генетическую конституцию племени йаномама в Южной Венесуэле и Северной Бразилии и доказывал, что структура этого сообщества типична для человеческих популяций того периода, когда люди все еще жили маленькими группами, — то есть всего периода развития человечества за исключением последних десяти тысяч лет. Это были немногочисленные изолированные популяции, практиковавшие полигамию и кровосмесительство, что позволило осуществиться естественному отбору среди богатого разнообразия генотипов в неоднородной окружающей среде. Такие условия способствовали быстрой эволюции. До панмиксии (всеобщего скрещивания) тут, наверное, еще далеко; быть может, она вообще недостижима. Но непрерывно возрастающий аутбридинг (неродственное скрещивание) снижает межгрупповые различия, создавая крупные популяции с меньшей склонностью к внезапным, значительным генетическим колебаниям7.
История ясно показывает, как трудно достичь социальной гармонии, особенно учитывая человеческие различия — религиозные, языковые или этнические. Главные исторические преступления были яркими примерами межгруппового насилия. А когда два или несколько этносов слишком явно отличаются друг от друга, ситуация становится еще более напряженной. Соединенные Штаты, где преступный характер рабовладения обходили молчанием и целое столетие поддерживалась неприкрытая дискриминация, сейчас пытаются достичь расовой справедливости. Но страх перед расовыми конфликтами все еще велик и, к несчастью, обоснован.
Между тем сам предмет намеренно искажается. Расизм определяют как групповую дискриминацию и ненависть к определенным группам, и этот ярлык навешивают на любое обсуждение межгрупповых различий. Две эти темы, хоть и взаимосвязаны, совершенно различны. Представители социальных элит пришли к за¬ключению, что открытое обсуждение межгрупповых различий слишком взрывоопасно, чтобы позволить этой теме распространяться в массах. Считается, что исследования в этом направлении имеют целью утвердить полное несовпадение свойств разных групп, а не вы¬явить относительную статистическую частотность особых характеристик в данных группах.
Мы должны, однако, согласиться, что межгрупповые различия — вопрос науки, а не тема для морализирования. С точки зрения евгеники, суть дела не в различиях как таковых. Даже если будет подтверждено, что генетические характеристики в разных популяциях распределяются по-разному, каждая группа вправе гордиться огромным запасом талантливых индивидуумов, на которых можно опереться при формировании будущих поколений. Независимо от степени такого межгруппового разброса, нам, мягко говоря, не стоит быть довольными собой в пределах даже одной этнической группы.

Тестирование умственных способностей

Вот легкий тест, тест на успех:
Кто пиво пьет, тот лучше всех,
А темное — вдвойне...
Роберт Грэйвс, «Strong Beer»

С тех пор как тестирование на IQ было впервые введено в начале двадцатого века, оно активно применялось в армии США для отбора призывников и определения, в какой именно области они могут быть использованы наиболее эффективно. Сторонники эгалитаризма любят нападать на науку вековой давности, с тем чтобы огульно применить свои выводы к современной науке. В самом деле, первые тесты содержали вопросы, которые сегодня могут вызвать улыбку. Например:
В какой легковой машине использовался двигатель Найта: в автомобиле Пакард, Лозье, Стирнс или Пирс-Эро?
Где появился Вельветовый Джо: в рекламе зубного порошка, галантерейных товаров, табака или мыла?
Адресованные тогдашней американской молодежи, такие вопросы, может быть, имели смысл, но явно не подходили для недавних иммигрантов, едва говоривших по-английски, которые, конечно же, плохо справлялись с таким тестом. Но отсюда вовсе не следует, что современное тестирование — результат кропотливого труда тысяч психологов — лишено всякого смысла и значения.
Хочется надеяться, что широкое распространение образования по всему миру в двадцатом веке помогло людям не только получать определенные знания, но и эффективней использовать свой разум. Однако пугает мысль, что присущая современному обществу дис¬геническая (вредная) рождаемость создает популяцию с меньшими врожденными способностями, чем у предшествующей.
Чтобы разобраться в этом вопросе, читатель должен понимать разницу между генотипом и фенотипом. Генотип — это генетический потенциал, а фенотип — потенциал реализованный.
Например, статистика показывает постоянное увеличение среднего роста человека почти во всем мире. Причина не в измененных генах, а в улучшении питания. (Возможно, отчасти в употреблении мяса животных, получавших гормоны роста.) Но генотип накладывает определенные ограничения. Если группе пигмеев давать превосходную пищу, а людям племени массаи — низкокачественную, у пигмеев кривая роста уверенно пойдет вверх, а у массаи — вниз. Но пигмеи не станут выше, чем массаи, и ламарковской передачи высокого роста детям не произойдет.
Как саркастически заметил психолог Эдвин Боринг в споре с фельетонистом Уолтером Липпманом: «IQ — это то, что определяют тесты на IQ». То есть IQ отнюдь не является синонимом умственного развития в чистом виде. Не следует путать концептуальную переменную с ее оперативным определением. IQ является просто одним из возможных способов измерения фенотипа.
Некоторые оценки падения генотипического IQ колеблются от одного до четырех пунктов за поколение8. Новозеландский политолог Джеймс Р.Флинн провел, однако, важное исследование, доказывающее, что на самом деле показатели IQ стабильно растут. Тесты типа Станфорда-Бине и Векслера регулярно измеряют субъ¬ектов и устанавливают новые средние показатели и стандартные отклонения. С 1932-го по 1978 год ученые постоянно меняют нормативы, каждый раз поднимая планку. Если нормативы не меняются, средний IQ под¬нимается на 13,8 пункта — примерно одно стандарт¬ное отклонение в течение 46 лет9.
В принципе это очень вдохновляющий результат. Он показывает, что различия в IQ могут быть более мягкими и изменчивыми, чем считалось раньше, так что эгалитаристский идеал, лежащий в самой основе евгеники, окажется не таким уж труднодостижимым. С другой стороны, мы пока можем лишь догадываться об ограничениях, налагаемых генотипом на фенотип. Если прав Флинн, то, по-видимому, произошло следующее: улучшение фенотипа перевесило ухудшение генотипа.
SAT-1 (Scholastic Aptitude Test — тест на научные способности) в основном служит критерием и общих способностей, в отличие от SAT-2, который измеряет уровень знаний в конкретных дисциплинах. В свою очередь, SAT-1 состоит из двух частей: SAT-V (verbal — языковой) и SAT-М (math — математической). Наряду с тем, что говорилось выше, отмечает Флинн, IQ обладает тенденцией, обратной по отношению к той, ко¬торая зафиксирована в языковых тестах SAT.
Показатели SAT можно повысить тренировкой, но улучшения происходят по принципу убывающей отдачи. Математические показатели повышаются приблизительно на 30 пунктов после 40 часов занятий, а устные — примерно на 20, но достигнуть хотя бы пятидесятипроцентного улучшения не удается — даже увеличив часы занятий в шесть раз10.
Тестирование в целом поддерживают широкие слои населения. В 1979 году Институт общественного мнения Галлопа провел опрос на тему о том, что думают американцы о стандартизованных тестах. 81 % процент опрошенных ответили, что они «очень полезны» или «в какой-то степени полезны»11. В то же время мощная коалиция, состоящая из Национальной ассоциации об¬разования, последователей Ральфа Нэйдера и Национальной ассоциации цветных, заняла противоположную позицию. У этой компании оказалось немало влиятельных сторонников в правительстве и в прессе. Например, в 1975 году в специальных новостях на канале CBS, в передаче «Миф IQ» было заявлено, что тесты IQ не только плохо измеряют уровень умственного развития, но вдобавок еще и пристрастны, поскольку «главная разделяющая черта в показателях IQ — это экономический класс»12.
Впрочем, коалицию противников тестирования IQ не поддержала группа, которая присоединялась к ней по множеству других вопросов. Евреи всегда хорошо справляются с тестами, и неудивительно, что Американский еврейский комитет, Антидиффамационная Ли¬га и Американский еврейский конгресс выступили перед Верховным судом против «программ аффирмативных действий», по которым осуществляется обратная дискриминация в пользу этнических меньшинств13.

Фактор общих способностей

Скажи мне, Господи, кончину мою и число дней моих, какое оно, дабы я знал, какой век мой.
Псалтырь, 38, 5

Существует ли единый интеллект, или общее умственное развитие («G-фактор»), или же каждый индивидуум располагает уникальной совокупностью раз¬общенных способностей? То есть можно ли говорить о множественности умственного развития? Научная дискуссия по вопросу об «унитарном умственном развитии» не лишена политического значения: речь идет о попытках установить универсальный критерий ценности личности и ее положения в обществе.
Сторонники теории единого интеллекта, начиная с Чарльза Спирмана в начале двадцатого века, указывали на положительное соотношение между пространственными, цифровыми и устными способностями. Показатель IQ — это, по существу, цифровое выражение «G-фактора». С другой стороны, никто не отрицает существования гениев-идиотов — людей, которые с трудом справляются даже с элементарными каждо¬дневными задачами, но могут быть выдающимися музыкантами или скульпторами, или уметь перемножать в уме многозначные числа со скоростью калькулятора, или способны сообщить погодные условия в любой произвольно выбранный день, скажем восемнадцатого столетия. Соотношение между отдельным даром и остальными способностями у этих людей отрицательное. Но не стоит ограничиваться исключительными случаями. Когда в группе студентов вместо общих мерок умственного развития были использованы тесты на особые способности, больше половины испытуемых попали в высшие 10% хотя бы в одной области14.
Как же тогда сравнивать и оценивать несоизмеримые способности? Возможно, значение G-фактора сильно преувеличено. Сомнительно само его существование. Мозг занимает ограниченное пространство, и не исключено, что переразвитость одних способностей в какой-то степени происходит за счет других. Во многих смыслах этот вопрос сравним с известной поговоркой, по которой стакан или наполовину пуст, или наполовину полон — в зависимости от точки зрения наблюдателя.

Снижение IQ

Так глупо чахнуть,
И сойти бесславно в немоту могилы...
Сэр Уильям Джонс, «An Ode:
In Imitation of Alcaeus»

Как защищать интересы еще не рожденных поколений? Это невероятно трудная задача в мире, где очень многие люди относятся к детям как к товару. Так называемый «демографический переходный период», когда граждане развитых стран предпочитают иметь меньше детей, даже специально изучается с экономической точ¬ки зрения: всевозможные кривые, диаграммы и схемы должны помочь определить «товарную стоимость» одного ребенка как эквивалент определенного («Х») количества автомобилей, телевизоров и других материальных предметов.
Каковы возможные последствия выбора, который делают молодые женщины, когда они отдают предпочтение образованию и карьере перед материнством? У од¬ной пятой супружеских пар в США отсрочка беременности оборачивается бездетностью. И как рассматривать вознаграждение женщин с меньшими способностями — по принципу: чем больше они рожают, тем больше денег они получают? И если этим женщинам отказывают в оплаченных абортах, как отражается это на генофонде?
В то время, как в странах с развитыми благотворительными программами девушка, забеременев, может по желанию бросить школу, если она не способна справиться со школьной программой, треть американских женщин в возрасте 40 лет с высоким доходом бездетны и скорее всего рожать уже не будут15.
Хотя суммарный коэффициент рождаемости (СКР, количество детей, которое же

Предисловие к русскому изданию

Россия, где привыкли столь щедро разбрасываться талантливыми и образованными людьми, пошла еще дальше по пути самоуничтожения: ее граждане перестали плодиться. В настоящее время средняя россиянка производит на свет 1,3 ребенка, в то время как для простого воспроизведения популяции необходимо 2,1.
Россия в этом отношении не одинока, но плотность населения в соседних странах позволяет им несравненно б\льшую свободу действий. Число китайцев на квадратный километр превышает число россиян в 16 раз. (Что было бы, если бы в свое время Китай не ограничил рождаемость одним ребенком на семью?) Соответственно число немцев выше российского показателя в 27 раз, число японцев — в 40 раз. Это касается Российской Федерации в целом. Сибирь практически безлюдна.
Оглядываясь на недавние годы холодной войны, невольно удивляешься сути этого конфликта: обе стороны преследовали одну и ту же цель — материальное благосостояние. Между тем демографические процессы практически игнорировались и в СССР, и в Восточной и Западной Европе, и в США, и в Японии. Но для малонаселенной России сложившаяся ситуация чревата особым риском. Не распадется ли Россия? Одна надежда, что соседи переживают собственный демографический коллапс. Государства с постаревшим населением менее склонны к агрессивным действиям.
Когда в 1982 году я прогнозировал развал СССР, мои статьи широко перепечатывались в американской прессе, но советского ответа не последовало. Теперь грозит новый этап. Демографическая структура России перевернута вверх ногами, и совершенно очевидно, что только проведение динамичной популяционной политики может уберечь страну от коллапса по югославскому образцу. Для этого потребуется огромное политическое усилие.

Не кроликов они там разводят

24.08.2005

Автор: Вадим Нестеров
Источник: Газета.ру

Насильственная стерилизация в США и Азии, нацисты и Дарвин в книге «Будущая эволюция человека. Евгеника XXI века». По последним данным, 98% родившихся американцев доживают как минимум до 25 лет, то есть до репродуктивного возраста. Этот факт говорит не только об уровне жизни, но и о том, что естественный отбор в биологическом виде homo sapiens практически остановлен. Что это значит, чем это может обернуться для нас? «Для нас» – не для сообщества разумных людей, а для нас как биологических существ: несмотря на Толстого и Эйнштейна, мы все равно остаемся млекопитающими, приматами, гоминидами и прочее. Это – лишь один из неудобных вопросов, которые задает в своей книге «Будущая эволюция человека. Евгеника XXI века» Джон Глэд. Правда, автор вовсе не генетик, по основному роду занятий он профессор славистики, литературовед и переводчик, написавший несколько книг о литературе русской эмиграции (почти все изданы и у нас) и переведший на английский Варлама Шаламова. Но в книге об этой стороне жизни автора если что и напоминает, то только периодическое цитирование Достоевского да эпиграфы из Галича да Мандельштама. Труд этот совсем о другом – о многолетнем хобби автора, о евгенике. Что такое евгеника, Глэд определяет коротко и красиво: «Евгеника – это, попросту говоря, прикладная человеческая генетика». Ее создателем является двоюродный брат Чарльза Дарвина сэр Фрэнсис Гальтон. Этот аристократ поставил перед собой глобальную задачу: пытался найти закономерности наследования таланта, интеллекта, физической красоты и т. п. Он полагал, что принцип выведения новых пород животных путем отбора лучших производителей можно применить и к людям и, стимулируя подбор семейных пар по принципу «лучшие выбирают лучших», сделать людей здоровыми, красивыми и одаренными. Идея создания новой породы суперлюдей звучит страшновато, но последователи Гальтона практически сразу видоизменили задачу: если уж мы, в силу данного нам разума, уничтожили естественный отбор внутри собственного вида, может, следует тот же разум обратить на замену его отбором искусственным? Как писал тот же Френсис Гальтон: «То, что природа делает слепо, медленно и безжалостно, человек может делать осмотрительно, быстро и гуманно». Поначалу новую науку приняли на ура, сам Дарвин пророчествовал: «Мы сделали все, что могли, чтобы обуздать процесс отбора; мы построили приюты для слабоумных, калек и больных, мы создали законодательство для бедных, наши врачи совершают чудеса… Так слабые члены цивилизованных сообществ размножают свою природу. …Это крайне вредно для человеческой расы». Горячими приверженцами евгеники были многие знаменитые люди – Герберт Уэллс, Бернард Шоу. Шоу, кстати, был убежден: «Разум уже не разрешает нам отрицать, что ничего, кроме евгенической религии, не может уберечь нашу цивилизацию от судьбы, постигшей все прежние цивилизации». Однако, чтобы создать новую породу с улучшенными свойствами, нужно выбраковывать примерно 95% потенциальных производителей. Худшие не должны давать потомства. Евгеника столкнулась с проблемами из области этики и морали. К тому же в начале прошлого века воодушевленное человечество перешло к практическим шагам. Об особом месте евгеники в идеологии нацисткой Германии знают все, как и о тамошних активной эвтаназии и повальной стерилизации душевнобольных и иных ущербных с точки зрения властей (где-то 300–350 тыс. чел). Менее известно, что программы по принудительной стерилизации тогда активно разворачивались не только в Германии, но и во многих странах Европы (в том числе и в Эстонии). Особенно отличились США: к 1931 году 30 штатов этой страны приняли законы о стерилизации и начали собственные программы, называемые «Индианской идеей». На протяжении XX века по приказам властей штатов было стерилизовано, по грубым подсчетам, 70 тыс. американцев. Последняя из этих программ была отменена только в середине 1970-х. Впрочем, цифры эти в масштабах страны относительно скромные, Глэд для сравнения приводит Индию и Китай. В первой с 1958-го по 1980 год стерилизовано 20 млн человек, а в Китае за пять лет (1979–1984 годы) – 30 млн женщин и 10 млн мужчин. Кстати, сегодня евгеника вновь переживает новый виток интереса к себе. Связано это, по мнению Глэда, с двумя причинами. Во-первых, это ухудшение экологической обстановки на планете. Озоновые дыры, радиация, мутагены и канцерогены в пище, воде и воздухе – все это ведет к накоплению в генах людей вредных и ненужных изменений – мутаций. Они отзываются ухудшением здоровья, психическими отклонениями, патологиями. Во-вторых, по мнению Джона Глэда, к «замусориванию» генофонда ведет и сложившаяся социальная система. Доказано, что интеллектуальный потенциал часто передается на генном уровне. Однако сложившаяся система вынуждает людей, желающих реализовать себя, жертвовать репродуктивной функцией – треть американских женщин с высоким уровнем доходов в возрасте 40 лет бездетны и, скорее всего, рожать уже не будут. Между тем ни на что не претендующие люди с невысоким уровнем интеллекта вполне могут обеспечивать себя, просто рожая детей и живя от пособия до пособия. Книга Глэда как минимум спорна, провокационна и неоднозначна. Можно заклеймить автора как фашиста, можно воодушевлено кричать: «Балласт за борт!». Вот только от вопросов, которые ставит в своей книге професор славистики, все равно жутковато. 

Права будущих поколений

28.06.2006

Автор: Макс Нитченко
Источник: Литературная Россия, №17

В начале XX века усилиями крупнейших учёных своего времени Фрэнсиса Гальтона, Эрнеста Геккеля и Августа Вейсмана возникло учение о совершенствовании человека – «евгеника». Всю первую треть столетия евгеника преподносилась чуть ли не как будущая религия человечества. Бернард Шоу, с энтузиазмом воспринявший новое поветрие, писал: «Разум уже не разрешает нам отрицать, что ничего, кроме евгенической религии, не может уберечь нашу цивилизацию от судьбы, постигшей все прежние цивилизации». Несмотря на всеобщие ожидания, статуса полноценной науки, в строгом смысле этого слова, евгеника так и не получила, оставшись научным движением с исследовательской программой. По-иному и не могло быть до открытия спирали ДНК, случившегося в 1953 году.      Евгенические идеи о селекционном плане человечества были использованы нацистами. Основанные на ненаучных даже для своего времени идеях нацистские мероприятия оказались малоэффективными. В итоге нацистам так и не удалось сверстать в своих расовых ателье новое человечество по выкройкам своих теоретиков. Зато евгеническая политика нацистов стала удобной мишенью для союзников. Не помогло евгеническому движению и то, что накануне войны его лидеры открыто и недвусмысленно отвергли расистские доктрины нацистского правительства. После войны фонды евгенических программ по всему миру были урезаны, а «этика конских заводов, основанная на гипотезах натуралиста и мечтах утописта», осуждена. И хотя в 1963 году три нобелевских лауреата Герман Малер, Джошуа Ледерберг и Фрэнсис Крик выступили в защиту евгеники, арабо-израильская война 1967 года и резкая активизация движения памяти Холокоста по всему миру пресекла робкие попытки реабилитации дискредитированной науки.      Сегодня позитивная сторона евгеники возрождается как «человеческая экология». В эпоху расцвета научных методов преодоления биологического несовершенства человека, косметической хирургии, психофармакологии, поразительных открытий в области генетики и клонирования, исчезли основания для нигилистического отношения к научным достижениям евгеники и первоначально присущему ей моральному пафосу. «Человеческая экология» выступает сегодня от имени будущих поколений в рамках борьбы за права человека – тех, «кто придёт после». Как никогда актуально понимание, что наши моральные обязательства относятся ко всем грядущим поколениям, ибо мы не только часть экологии планеты, но её хранители.      Никто не сомневается, что в такой демографической «чёрной дыре», как Россия, только проведение динамичной пронаталистской (направленной на увеличение рождаемости) политики может уберечь страну от демографического коллапса. Между тем политика такого рода была разработана ещё в начале XX века и известна как «позитивная евгеника» – комплекс мероприятий, включающий финансовое поощрение деторождения, обеспечение жильём молодожёнов, лечение и профилактику бесплодия, социальные преференции многодетным и т.д.      «Мы пустились в промышленную революцию всего два столетия назад, – пишет Джон Глэд, – и нам предстоит пройти ещё огромный путь, если мы не хотим, чтобы наши потомки вернулись к первобытной экономике охоты и собирательства в эпоху, когда останется мало что собирать и не на что будет охотиться».

Генная алхимия

19.12.2006

Автор: Борис Соколов
Источник: Политический класс, № 12(24)

Книга известного американского политолога, бывшего директора Кеннановского института по изучению России Джона Глэда лежит на стыке политологии, биологии и демографии. Автор настаивает, что нынешняя депопуляция грозит России распадом: «Одна надежда, что соседи переживают собственный демографический коллапс. Государства с постаревшим населением менее склонны к агрессивным действиям». И напоминает, что еще в 1982 году предсказал развал Советского Союза. Единственное спасение Глэд видит в проведении «динамичной популяционной политики», причем это касается не только России, но чуть ли не всего «золотого миллиарда». Он считает, что нынешняя демографическая реальность, когда рождаемость особенно быстро сокращается в слоях людей богатых и образованных, грозит тем, что земля оскудеет талантами, так как у людей талантливых становится меньше шансов передать свои гены потомству. Но вряд ли эти опасения справедливы. Ведь «гены таланта» распределены как среди тех, кто данный Богом (или природой) талант сумел реализовать, так и среди неудачников, у которых талант так и не был востребован, но гены, разумеется, остались.    Большая глава в книге посвящена истории евгеники в Германии в XX веке, когда нацистам удалось дискредитировать сам этот термин массовым уничтожением «расово неполноценных» элементов. Глэд полагает, что политику надо вести не только с точки зрения ныне живущих избирателей, но и с учетом интересов будущих поколений, в том числе интересов евгенических. Однако во многом такая постановка вопроса представляется утопической. Ведь биологическая эволюция человечества прекратилась по меньшей мере десять тысяч лет назад, сменившись эволюцией социальной. И вновь запустить механизм биологической эволюции, что и предлагает евгеника, в принципе невозможно - для этого пришлось бы вернуться в каменный век. Тем не менее заслуживает внимания мысль автора о том, что «мы можем либо растратить по мелочам наследие миллионов поколений в угоду своему эгоизму и повинуясь племенным инстинктам, либо шагнуть вперед - выполнить наше предназначение, признав свою ответственность перед будущим миром, держась за руки в великой цепи поколений». Верно также суждение о том, что «изобретение письменности привело к возникновению коллективного разума, передающего и накапливающего знания в поколениях. При этом процессе отдельные люди специализируются в специфических областях, и никто сейчас даже не заикается об «универсальном гении». Для этого слишком много нужно знать». Точно так же теперь не может быть «универсального гения» в политике. Слишком много факторов ему пришлось бы учитывать. Времена Талейранов и Бисмарков прошли безвозвратно. По поводу же проектов «генной инженерии» применительно к человеку Глэд замечает: «Поражает мысль о скором достижении более высокого, даже неограниченного интеллекта, но вместе с тем безгранично жалко «живых ископаемых», составляющих человечество сегодня». Но автор все же верит: «При достаточном финансировании не так уж сложно будет начать - хотя бы в некоторых странах - крупномасштабные позитивно-евгенические программы репродукции населения, программы, которые будут предусматривать не только биологическое материнство».    К счастью, реальные социально-политические условия на нашей планете не позволяют запустить ни один генно-инженерный проект. Да и не настолько сегодня мы знаем человеческую генетику, чтобы исключить риск вырождения целых популяций в результате евгенических проектов. К тому же неограниченного интеллекта быть не может. Пределом всегда будет служить способность нашего мозга к хранению и усваиванию информации, а это всегда - величина конечная. Скорее, человечеству придется смириться с необходимостью жить в условиях ограниченных возможностей по части учета всех имеющихся возможностей развития из-за лимитированности нашего мышления, чем предаваться утопическим проектам направленной эволюции человеческого мозга.