Собрание писем, охватывающее период с 1796-го по 1814 год, рисует нам удивительный портрет Наполеона и Жозефины, одной из самых известных в истории супружеских пар, и показывает, как Бонапарт совершил свой молниеносный взлет: одаренный молодой генерал — Первый консул и — Император. Жозефина и Наполеон были участниками самых впечатляющих событий во французской истории. Победы генерала Бонапарта сделали их постоянными и желанными гостями в высшем обществе, и более десятилетия они вместе делили его успех. К 1804 году, когда была основана Империя, они были среди самых могущественных и блестящих людей Европы.
Письма 27-летнего Наполеона к жене, многие из которых были написаны во время легендарной Итальянской кампании, и сейчас вызывают волнение и являются одними из самых эротичных любовных писем всех времен. Со временем письма к Жозефине становились более формальными, перемена в чувствах — более очевидной, а его слова, все еще страстные — более продуманными и рассчитанными.
Всем известно, что история их отношений закончилась печально. Сегодняшние читатели этих писем знают о том, как это произошло, — в отличие от Наполеона, который их писал. Это сейчас его развод с Жозефиной кажется неизбежным, а его Империя — обреченной, но в то время трудно было предвидеть падение человека, который правил почти всей Европой. Тем более что сам Наполеон считал, что Жозефина приносит ему удачу, и задумывался, не закатится ли его счастливая звезда, если он покинет ее. И действительно, после развода ради возможности иметь сына ему оставалось править всего четыре года.
Наполеон встретил Жозефину осенью 1795 года, на закате французской революции. Всепобеждающий 26-летний генерал не чувствовал себя уверенно в женском обществе, и Жозефина — вдова виконта с двумя детьми — стала его первой и, вероятно, единственной настоящей любовью. Позже он признавался: «Я был равнодушен к женским чарам, я стеснялся женщин. Она была первой, кто дал мне уверенность». Жозефина была старше Наполеона на шесть лет. Впрочем, она не выглядела на свой возраст: чрезвычайно изящная, с темными волосами и большими искрящимися глазами. Он приходил в волнение в ее присутствии и вскоре безнадежно влюбился. Даже ее недостатки вызывали его обожание. Крайне эмоциональная, она не любила читать и не испытывала никакого желания говорить на интеллектуальные темы. Больше всего ей нравилось составлять композиции из живых цветов, заниматься своими детьми и делать покупки. Но Наполеону она казалась идеалом. «В ней было что-то неотразимое, — скажет он позже. — Она была женщиной до самых кончиков пальцев».
Жозефина, возможно, единственный человек, который понимал Наполеона, его настроения, его неутолимые амбиции, его величие и желание оставить неизгладимый след в истории. Хотя на первый взгляд стильная вдова и молодой генерал не имели ничего общего, их роднило очень многое. Оба они родились на маленьких островах. Наполеон — на Корсике, Жозефина — на Мартинике. Его родным языком был итальянский, и он поначалу говорил по-французски с сильным акцентом. Жозефина покинула Западное полушарие в 1779 году, чтобы выйти замуж за молодого парижского аристократа. И Наполеон, и Жозефина после приезда во Францию чувствовали себя там чужими, им нужно было ассимилироваться и освоить так интригующий их этикет парижского общества. И Наполеон, и Жозефина познали бедность, а во время революции сидели в тюрьме. В их темпераментах тоже было много общего: они были мечтателями, крайне страстными и способными очаровать противоположный пол. Даже их настоящие имена были другими. Наполеон попросил Жозефину произнести свое девичье имя и услышал: Marie-Josephe-Rose Tascher de la Pagerie. Не особо обращая внимание на то, что настоящее имя Жозефины — Роза, он переименовал ее в Жозефину и настоял на том, что даже ее старые друзья стали называть ее этим именем. В это же время он изменил корсиканское написание своего имени Наполеоне Буонапарте.
Наполеон сделал предложение Жозефине в январе 1796 года, и хотя вначале она не горела желанием выходить замуж за бедного генерала, но вскоре все же согласилась, и в марте они поженились. К тому времени они знали друг друга всего несколько месяцев. Через два дня после свадьбы Наполеон присоединился к Итальянской армии, став ее новым главнокомандующим, а Жозефина осталась в Париже. Именно в это время он начинает писать ей письма. В них он умоляет ее приехать
к нему и посвящает ее в детали военных действий. Его письма переполняет одержимость страстью. Некоторые места в них настолько интимны, что читателю становится неловко читать то, что предназначалось только Жозефине, например: «Жить для тебя — вот моя жизнь. Я надеюсь сжать тебя в объятиях и покрыть миллионом поцелуев, таких горячих, будто они с экватора».
Наполеон поклялся, что будет любить Жозефину всегда. Но любить женщину — не значит понимать ее. Жозефина оставалась для Наполеона загадкой в первые годы их совместной жизни. Единственное, в чем он мог быть абсолютно уверен, так это в том, что он нисколько не похож на тех мужчин, которыми Жозефина увлекалась в его отсутствие. Он грустно признавал: «Природа не дала мне привлекательности, чтобы завоевать тебя». Хотя разговоры о разводе начались уже в начале 1799 года, когда он вернулся из Египта — злой, с разбитым сердцем из-за ее явной неверности, — он не мог отпустить ее.
Жозефина, вот уже двести лет обожаемая французами за ее легендарную доброту и такт, составляла во многих отношениях идеальную пару Наполеону, который часто бывал резок и груб. Он замечал: «Я только выигрываю сражения, а Жозефина завоевывает для меня сердца», — и добавлял, что она даже превзошла его ожидания как императрица.
Чувства Жозефины к Наполеону поначалу были весьма сдержанными. Воспитанная в традициях восемнадцатого века, она не ожидала, что основой брака может стать романтическая любовь. Когда Наполеон писал ей письма, она думала, что он иронизирует, и, читая их своим друзьям, приговаривала: «Бонапарт такой забавный». Она не допускала, что муж может так страстно любить жену, находила его чувства к ней чрезмерными и повторяла: «Он проводит дни, обожая меня, как будто я божество».
Наполеон простил Жозефине ее неверность, но она утратила его доверие. Его страсть постепенно переродилась в дружбу, а чувства Жозефины — в любовь и преданность. Она сделалась безумно рев- нивой и при этом не могла дать мужу наследника. Когда Консулат открыл дорогу Империи, ее бесплодие стало темой салонных разговоров и предметом неподдельного интереса. Это угнетало Жозефину, которая и сама понимала, что Наполеону нужен наследник, но все же она надеялась, что сможет удержать его.
В декабре 1809 года они развелись, но остались друзьями. Наполеон настоял, чтобы за Жозефиной был пожизненно закреплен титул императрицы, и оставил ей Мальмезон. Сорокалетний император вскоре женился на восемнадцатилетней австрийской принцессе Марии Луизе, которая родила ему сына. Наполеон назвал его Римским королем. На короткий момент показалось, что все его мечты осуществились. Однако вторжения в Испанию и Россию привели Империю к катастрофе. Объединенные армии Англии, Пруссии, России и Австрии вторглись на территорию Франции в начале 1814 года и захватили Париж. Наполеон отрекся и был сослан на остров Эльба, а Мария Луиза вернулась к своему отцу в Вену, взяв ребенка с собой. Наполеон больше никогда не увидел их.

Наполеон часто писал Жозефине письма на официальных бланках. В начале их супружеской жизни он использовал бланки военного департамента или Итальянской армии, украшенные эмблемой Французской республики, где он значился как главнокомандующий армией. Короткие и личные письма он писал на маленьких листках обычной бумаги. Почти все свои письма Наполеон диктовал секретарям, но письма Жозефине (и ее детям Гортензии и Евгению) писал сам. Его почерк было очень трудно разобрать, и однажды Жозефина приняла его любовное письмо за карту-схему местоположения Итальянской армии.
Свои же письма Жозефина оформляла более элегантно. В начале 1800 года она купила бумагу для них в самом известном магазине канцелярских принадлежностей в Париже — Сюссе. Этот магазин, который существует и по сей день, стал официальным поставщиком императрицы. Жозефина заказывала там бумагу, по бокам украшенную мотивами в стиле Древнего Рима и Греции, и конверты из толстой веленевой бумаги кремового цвета с золотым или серебряным обрезом по одной стороне. Ее письма запечатывались зеленым сургучом, а после 1804 года их украшали монограмма с буквой «J» и маленькая корона.

Вскоре после смерти Наполеона были опубликованы некоторые его письма к Жозефине, причем самые страстные. Но в глазах Гортензии, дочери Жозефины, которая старалась уничтожить всякие следы авантюрного прошлого своей матери, эти публикации должны были выглядеть лживыми, апокрифическими и, следовательно, отверженными.
Восемь таких писем было напечатано в Англии в 1824 году, через три года — во Франции. Гортензия ограничилась поначалу тем, что поставила подлинность указанных документов под сомнение.
Однако, чтобы уничтожить влияние опубликованных текстов, этого оказалось недостаточно. И тогда дочь Жозефины решила выпустить в свет два объемистых тома под названием: «Письма Наполеона к Жозефине времен Итальянской кампании, Консульства и Империи». Цель этой публикации состояла в том, чтобы доказать: все, что в нее не вошло, должно решительно рассматриваться как апокриф.
Собрание Гортензии содержало, однако, только ловко подобранные или безжалостно сокращенные послания. Все в целом облекалось в вид почти нравоучительного пособия для подростков: любовь, страсть, рискованные признания, слишком точные реминисценции — о них и речи не было.
Как и об упреках. И не без причины! Собрание Гортензии начиналось со второй части их романа, однако первая часть была увлекательно интересна. Гортензия же, пожертвовав ей, начинала свою публикацию с приезда Жозефины в Италию. Таким образом, сразу исчезали жалобные, угрожающие, нежные и гневные письма молодого генерала к его легкомысленной жене, остававшейся в Париже и вовсе не помышлявшей порывать с развлечениями, чтобы присоединиться к новому мужу, какими бы лаврами он ни был увенчан.
С 12 марта 1796 года, дня их расставания в Париже, до 13 июля 1796-го, дня их воссоединения в Италии, Наполеон отправил Жозефине минимум 123 письма. Написал же он их, по его собственному заявлению, еще больше: «Придет, быть может, день, когда я вновь тебя увижу... Так вот, в тот день я покажу тебе свои карманы, набитые письмами, которые я тебе не отправил, потому что они были слишком глупы...»
Из этих ста двадцати трех писем, если полагаться на собрание Гортензии, не оставалось ни одного.
К счастью, не все рукописи сгорают, и за последующие полтора века благодаря совместным усилиям исследователей стало возможным собрать немалое количество волшебных образчиков неистовой литературы Наполеона, так что в эту книгу включено 265 писем.
Многие из них впервые представлены в их первоначальном виде. Иными словами, множество подделанных и искусно исправленных писем публикуются здесь в том виде, в каком их написал Наполеон.

Считается, что Наполеон встретил Жозефину в Париже в сентябре 1795 года, но точную дату установить уже невозможно. В это время Наполеон пользовался покровительством Барраса и вращался в кругу официальной любовницы Барраса госпожи Тальен и ее подруги госпожи Богарне. Вдова Богарне — т.е. Жозефина — встретила Наполеона именно у Барраса. Двадцать восьмого октября 1795 года она написала Наполеону, тогда главнокомандующему Внутренней армией, следующее письмо:

Вы перестали навещать любящую вас подругу. Вы совсем ее забросили. Вы очень неправы, ибо она нежно привязана к вам.
Приходите завтра, в седьмой день, ко мне пообедать. Мне нужно повидать вас и обсудить ваши же интересы.
Доброго вам вечера, мой друг, обнимаю вас.
                                                                                           Вдова Богарне.

 

Поль Баррас (1755 —1829) — член Якобинского клуба, голосовал за казнь Людовика ХVI и содействовал падению Робеспьера. Познакомился с Наполеоном при осаде Тулона и стал его покро­вителем. После 1795 года фактически управлял Директорией, хоть и был лишь одним из ее пяти директоров. После переворота 18-го брюмера Баррас ожидал, что Наполеон, ставший Первым консулом, будет нуждаться в его услугах, но Наполеон не захотел иметь дело с человеком, репутация которого была сильно скомпрометирована: Баррас славился чрезвычайным цинизмом и алчностью. Он был выслан из Парижа, а в 1820 году ему запретили жить во Франции.
Следующая записка, без указания даты и места, представляет собой ответ. Именно она, утверждают историки, и есть первое письмо Наполеона к Жозефине.

Без даты

Не понимаю, что могло дать повод вашему письму. Прошу вас доставить мне удовольствие считать, что никто так не желает вашей дружбы, как я, и не готов более, чем я, сделать что угодно, чтобы доказать это. Если бы мне позволили мои занятия, я сам доставил бы вам это письмо.
                                                                                           Буонапарте.

Занятия, однако, не помешали Наполеону влюбиться в Жозефину. Наполеон быстро оставил свое юношеское увлечение Бернардину Клари, известную как Дезире, а Жозефина избавилась от Гоша, еще одного талантливого генерала, обольщенного ее чарами. Наполеон и Жозефина объявили о своей женитьбе 7 февраля 1796 года и поженились 9 марта того же года. Церемония была гражданской. Наполеон опоздал на два часа. Жозефина записала свой возраст на четыре года моложе, чем была, а Наполеон — на восемнадцать месяцев старше. Одиннадцатого марта Наполеон отбыл в Италию, так как 2 марта он был назначен главнокомандующим Итальянской армией, и молодожены общались посредством переписки.



Без даты

Все мои мысли о тебе. Твой портрет и воспоминания о наслаждениях прошлой ночи не дают мне покоя. Милая и несравненная Жозефина, какую необыкновенную власть ты имеешь над моим сердцем. Ты дуешься? Печальна? Беспокоишься? Моя душа разбита горем, и нет покоя твоему любовнику. Но для меня еще хуже, когда, поддавшись тем глубоким чувствам, которые управляют мной, я извергаю на твои губы и на твое сердце пламя, которое пожирает меня. Да, прошлой ночью я понял, что твой портрет — не ты. Ты ушла в полночь. Я увижу тебя через три часа, тем не менее, mio dolce amor, прими тысячу поцелуев, но не давай мне ни одного, потому что они сжигают мою кровь.
                                                                                                       Н.Б.

Покидая Париж 11 марта, Наполеон пишет Президенту Директории Летурнеру о своей женитьбе на гражданке Богарне и сообщает ему, что он уже попросил Барраса проинформировать Директорию об этом событии: «Доверие, которое Директория показала мне при всех обстоятельствах, делает моей обязанностью советоваться с ней по всем моим действиям. Это еще одна нить, которая связывает меня с родиной. Это еще одно доказательство моей непоколебимой решимости обрести безопасность только в Республике».

14 марта 1796 года,
из Шатильона в Париж
 
Я написал тебе из Шатильона и послал доверенность, чтобы ты могла пользоваться суммами, которые мне поступают...
Каждый миг отдаляет меня от тебя, любимый друг, и в каждый миг у меня остается все меньше сил выносить разлуку с тобой. Ты — вечный предмет моей мысли. Мое воображение истощается размышлениями о том, что ты делаешь. Если я вижу тебя грустной, мое сердце разрывается и боль возрастает; если представляю, что ты весела и забавляешься с друзьями, то упрекаю тебя в том, что ты так скоро забыла расставание третьего дня, — в таком случае ты легкомысленна и неспособна на глубокие чувства.
Как видишь, мне нелегко себя порадовать. Но, мой милый друг, все становится совсем иначе, если я вдруг начинаю опасаться, что здоровье твое пошатнулось или у тебя нашлись причины для огорчений, которых я не могу угадать. Тогда я сожалею о том, с какой скоростью мне приходится удаляться от моей милой. Я чувствую, что твоя природная доброта на меня более не распространяется, а я могу быть удовлетворен, если совершенно уверен, что с тобой не случилось ничего дурного.
Если меня спрашивают, хорошо ли я выспался, я понимаю, что мне необходимо сначала получить весточку, что и ты хорошо отдохнула. Болезни и людская злоба задевают меня лишь мыслью о том, что могут поразить и тебя, мой милый друг.
Пусть же мой гений, всегда сохранявший меня среди величайших опасностей, сохранит и укроет тебя, а я останусь неприкрытым.
Ах, не будь весела, будь хоть немного грустна. Но пусть душа твоя будет избавлена от горя, как твое прекрасное тело — от болезни. Ты знаешь, что говорит об этом наш добрый Оссиан.
Пиши же мне, мой нежный друг, пиши подлиннее. И получи тысячу и один поцелуй нежнейшей и наиподлиннейшей любви.
                                                                                            Буонапарте.
               
Наполеон увлекался стихотворениями, которые поэт Макферсон публиковал под именем Оссиана (1736—1796).
Это последнее письмо, подписанное Буонапарте. После 24 марта — только Бонапарт.

30 марта 1796 года,
из Ниццы в Париж

Я не прожил и дня без любви к тебе. Я не прожил и ночи, не сжимая тебя в объятиях. Я не выпил и чашки чая, не проклиная славу и честолюбие, которые удерживают меня вдали от моего сердца.
Среди дел, во главе войск, на объезде лагерей у меня в сердце царит любимая Жозефина, она одна занимает мой ум и поглощает мои мысли.
Если я удаляюсь от тебя со скоростью горного потока Роны, то лишь для того, чтобы вновь поскорее увидеть тебя. Если среди ночи я встаю поработать, то лишь потому, что это может на несколько дней ускорить приезд моей нежной подруги.
А ты в письме от 13—16 марта обращаешься ко мне на «вы». Сама ты «вы»! Ах, злая, как ты могла написать такое письмо! Как оно холодно! И потом, с 13-го до 16-го прошло четыре дня. Что же ты делала, раз не писала своему мужу?..
Ах, мой друг, твое «вы» и эти четыре дня вынуждают меня сожалеть о своем старомодном неравнодушии. Горе тому, кто окажется тому причиной! Если я найду доказательства, пусть он испытает те же муки и пытки, что пережил я! В самом аду нет таких мучений! Ни фурии, ни змеи — вы, вы! Ах, что будет через две недели?..
Душа моя в печали, сердце — в неволе, и мое воображение пугает меня... Ты любишь меня меньше. Ты утешишься и однажды разлюбишь меня. Скажи мне об этом, я буду по крайней мере знать, что заслужил несчастье...
Прощай, женщина, мученье, счастье, надежда и душа моей жизни. Я люблю тебя и страшусь, ты внушаешь мне чувства и нежные, и бурные — грозные, как сама природа.
Я не прошу у тебя ни вечной любви, ни верности, но только... правды, безграничной откровенности. День, когда ты мне скажешь «я разлюбила тебя», станет последним днем моей любви или последним днем моей жизни. Если сердце мое столь глупо, что способно любить безответно, я вырву его безжалостно.
Жозефина, Жозефина! Помнишь ли ты, что я тебе сказал когда-то: природа дала мне сильную и решительную душу, тебя же — соткала из кружев и газа. Ты разлюбила меня? Прости, душа моей жизни, мое сердце рвется на части. Его, всецело занятое тобою, гложут страхи, которые делают меня несчастным. Я скучаю потому, что не могу позвать тебя. Я жду, что ты мне напишешь.
Прощай! Ах, если ты меня разлюбила, значит, никогда и не любила. Тогда я весьма достоин сожаления.
                                                                                                        Н.Б.
P.S. Войну в этом году не узнать: я приказал выдать мяса, хлеба и фуража. Вооруженная кавалерия скоро будет в полном порядке. Солдаты выказывают мне невыразимое доверие. Одна лишь ты огорчаешь меня. Ты — радость и мучение моей жизни. Поцелуй своих детей, о которых ты ничего не говоришь! Еще бы! Это удлинило бы твои письма в два раза, и тогда утренние гости не имели бы удовольствия видеть тебя. О, женщина!!!

3 апреля 1796 года,
из Порто-Маурицио в Париж

Я получил все твои письма, но ни одно не произвело на меня такого впечатления, как последнее. Неужели ты думаешь, что мое положение недостаточно жестоко, чтобы еще усилить мои сожаления и перевернуть мне душу? Какой стиль! Какие чувства ты описываешь! Они пышут огнем, они жгут мое бедное сердце!
Моя единственная Жозефина, вдали от тебя мне вовсе не весело. Вдали от тебя мир — пустыня, где я одинок и лишен сладкой возможности излить свои чувства. Ты отняла у меня больше, чем душу; ты — единственная мысль моей жизни. Если мне докучает суета, если я опасаюсь исхода дел, если люди мне противны и я готов проклясть жизнь, то кладу руку себе на сердце. Там твой портрет. Я смотрю на него и чувствую любовь, и любовь для меня абсолютное счастье, и все поет от радости — кроме того времени, когда меня нет рядом с моей возлюбленной.
Каким искусством сумела ты пленить все мои силы, сосредо¬точить в себе все мое существование? Жить ради Жозефины, жить Жозефиной — вот история моей жизни.
Я действую, чтобы быть рядом с тобой, и умираю, чтобы приблизиться к тебе. Безумец! Я не замечаю, как удаляюсь от тебя...
Как много стран и городов разделяют нас! Сколько времени пройдет, прежде чем ты прочтешь эти строки, слабое отражение взволнованной души, в которой царишь только ты!
Ах, моя обожаемая жена, я не знаю, какая участь ожидает меня. Но если жизнь продолжит удалять меня от тебя, то станет мне невыносима. Мое мужество не простирается так далеко. Было время, когда я кичился своим мужеством и иногда, раздумывая о зле, которое могли причинить мне люди, и о своей возможной судьбе, представлял самые неслыханные несчастья — и сохранял полное спокойствие. Но сегодня мысли о том, что моей Жозефине может быть плохо, что она может заболеть,
и особенно жестокая, скорбная мысль о том, что она может разлюбить меня, иссушают мне душу, останавливают кровь, делают меня грустным, подавленным, не оставляют мужества даже на ярость и отчаяние.

Я часто говорил себе прежде: люди бессильны против того, кто умирает без сожаления. Но сегодня умереть нелюбимым тобой, умереть без уверенности в твоей любви — это адские муки, яркая и абсолютная картина полного уничтожения.
Мне кажется, я задыхаюсь.
Ты мой единственный друг, и судьба назначила тебе вместе со мной совершить мучительное путешествие по жизни; день, когда я потеряю твое сердце, станет днем, когда природа сделается для меня бесплодной, лишится тепла и растительности.
Я останавливаюсь, милый друг. Моя душа в печали, тело утомлено, разум оглушен. Люди мне скучны, я должен бы их ненавидеть, ведь они удаляют меня от моего сердца.
Я нахожусь в Порто-Маурицио, близ Онейля, завтра буду
в Альбенге. Обе армии в движении. Мы пытаемся друг друга обмануть, победа достанется более ловкому.
Я весьма доволен Болье; если он хорошо маневрирует, то он сильнее своего предшественника. Я разобью его, надеюсь, в пух и прах, можешь не беспокоиться.
Люби меня, как свои глаза. Нет, и этого недостаточно. Как себя, больше, чем себя, чем свою мысль, свой разум, свою жизнь, себя всю...
Мой нежный друг, прости меня, я брежу. Сама природа неспособна справиться с тем, кто чувствует так живо, это ты вдыхаешь в меня жизнь.
                                                                                                      Н.Б.
P.S. Искренние дружеские пожелания Баррасу, Тальену, госпоже Тальен. Кланяйся госпоже Шаторено, Евгению, Гортензии — моя подлинная любовь.
Прощай, прощай, прощай. Ложусь без тебя, буду спать без тебя. Умоляю, дай мне уснуть. Вот уже несколько ночей я сжимаю тебя в объятиях, но это лишь счастливый сон; это не ты...

Болье — Йоханн Петер Болье де Марконей (1725—1819) — австрийский генерал, противник Наполеона в нескольких битвах, в том числе при Лоди.
Констанс Майи де Шаторено (1770 —1829) — подруга Барраса, госпожи Тальен и Жозефины.
Гортензия и Евгений — дети Жозефины.

5 апреля 1796 года,
из Альбенги в Париж

Сейчас час ночи. Мне принесли письмо. Оно печально. Я поражен в самое сердце: Шове умер. Он был главным комиссаром-распорядителем армии. Ты видела его несколько раз у Барраса.
Мой друг, я нуждаюсь в утешении. Именно в письме к тебе, тебе одной, мысль о которой может так повлиять на состояние моих мыслей, мне нужно излить свою скорбь.
Что будущее? Что прошлое? Что мы? Что за текучая магия окружает нас и прячет от нас то, что нам важнее всего знать? Мы живем, мы умираем среди чудесного. Удивительно ли, что священники, астрологи и всяческие шарлатаны пользуются этим особенным обстоятельством, чтобы дурачить нас и направлять наши мысли согласно произволу своих страстей?
Шове умер. Я был к нему привязан. Он оказал родине важнейшие услуги. Его последним словом было, что он уходит, чтобы соединиться со мной. Ну да, я вижу его тень, он бродит по квартире, насвистывает. Его душа как будто в дымке. Я надеюсь, она будет благосклонна к моей судьбе.
Но я, безумец, оплакиваю дружбу. И что мне за дело, если
я оплакиваю то, чего не поправишь? Душа моей жизни, пиши мне с каждой почтой. Я не смогу жить иначе.
Я здесь очень занят. Болье перемещает свою армию. Мы наблюдаем. Я немного устал, провожу целые дни верхом.
Прощай, прощай, прощай. Пойду спать, ибо сон утешает меня. Он переносит тебя ко мне, я сжимаю тебя в объятиях. Но по пробуждении, увы, оказываюсь, как ни печально, далеко от тебя.
Всего хорошего Баррасу, Тальену и его жене.
                                                                                          Н.Б.

7 апреля 1796 года,
из Альбенги в Париж

Я получил письмо, которое ты оборвала, чтобы пойти, как ты говоришь, к подруге. И после этого ты ревнуешь меня, раздавленного здесь делами и усталостью. Ах, мой милый друг.
По правде говоря, я неправ. Весной красиво за городом.
И потом, там, конечно, тебя ждал 19-летний любовник?
Хороший способ еще раз не написать тому, кто удален от тебя на триста лье и живет, дышит и радуется лишь воспоминанием о тебе, кто читает твои письма так, будто набрасывается после шестичасовой охоты на любимые блюда.
Я недоволен. Твое последнее письмо холодно, как дружба.
Я не нашел в нем огня, который зажигает твои глаза и который я, кажется, когда-то видел.
Странный я человек! Твои предыдущие письма слишком беспокоили мою душу. Переворот, который они в ней производили, разрушал мой покой и порабощал чувства. Мне хотелось более прохладных писем, но теперь они обдают меня ледяным холодом смерти.
Страх быть оставленным Жозефиной, мысль о ее непостоянстве, о ее... Но я выдумываю себе горести. Их так много настоящих, нужно ли еще их изобретать!!!
Ты не могла возбудить во мне безграничную любовь, не разделив ее. С твоей душой, твоими мыслями и твоим разумом, ты не могла, вместо самозабвения и преданности, ответить мне смертельным ударом.
Я получил письмо госпожи Шаторено. Я уже писал министру о Евгении, завтра напишу ей, а ты передай ей от меня привет. Искренние, дружеские пожелания шлю госпоже Тальен и Баррасу.
Ты ничего не пишешь о твоем гадком желудке. Я его ненавижу.
Прощай, до завтра, mio dolce amor. Воспоминания о моей единственной женщине и мечта о победе — вот мои пожелания...
Мой брат Жозеф здесь. Он с радостью узнал о нашем браке и сгорает от желания познакомиться с тобой. Я пытаюсь уговорить его приехать в Париж. Его жена родила девочку. Они посылают тебе в подарок ящик генуэзских конфет. От меня ты получишь апельсины, духи и одеколон.
Жюно и Мюрат тебе кланяются.
Целую тебя намного, намного ниже ГРУДИ. [Трижды подчеркнуто.]
                                                                                                   &

Мысли о главном

00.00.0000

Автор: Мария Вуль
Источник: Cosmopolitan сентябрь, 2011

Сначала он писал жене длинные страстные письма , затем — дружелюбные записочки о делах, покупка, победах и здоровье. Примерно так: «Беседовали два часа с императором Александром и договорились о скором заключении мира. Погода не очень плохая.» Звучит очень по-человечески, чем и ценно.

«Ты внушаешь мне чувства бурные, как сама природа…»

00.00.0000

Автор: Валерий Иванов
Источник: "Читаем вместе" № 7, 2011

Сегодня нам почти невозможно представить себе, кем был Наполеон Бонапарт для своих современников и ближайших к ним поколений. Явившийся на исходе XVIII столетия, когда Великая Французская революция взорвала самую «идеальную» монархию в Европе, он стал примером такого личного взлета, о котором не дерзали даже мечтать самые отчаянные бунтари, а уж повторить который – и подавно. Сын небогатого корсиканского дворянина, провинциал, в начале карьеры плохо говоривший по-французски, он стал генералом в 24 года, главой государства (консулом) в 30 лет, императором в 35. И навек остался неподражаем: никакой карьерист, никакая нынешняя «звезда» не явит миру ничего подобного, даже несмотря на то, что культ личного успеха, жажда достичь высокого положения стали главным законом жизни. «Мы все глядим в наполеоны…», но есть разница между «глядеть» и быть, она подчеркнута и личной жизнью этого человека.

Наполеон встретил Жозефину осенью 1795 года. Генерал, не знающий поражений на поле боя, по его собственному признанию, в женском обществе был гораздо менее смел и удачлив. Креолка, вдова виконта Богарнэ, которая имела тогда двоих детей и была старше Бонапарта на шесть лет, стала его первой и, вероятнее всего, единственной любовью. Даже ее недостатки вызывали в нем обожание. Крайне эмоциональная, она не любила читать, учиться, вести умные разговоры. Больше всего ей нравилось составлять композиции из живых цветов, заниматься своими детьми и делать покупки. Но при этом «в ней было что-то неотразимое, она была женщиной до кончиков пальцев», как сказал о ней главный любовник ее жизни, ее муж, император Франции Наполеон Бонапарт. Кроме бурной чувственности, кроме восхищения ее внешним обликом, он был пленен способностью Жозефины понимать все его настроения, неутолимые амбиции, жажду величия и желание во что бы то ни стало оставить неизгладимый след в истории.

Наполеон сделал предложение Жозефине в январе 1796 года. Она, признаться, не очень-то стремилась к браку с новоиспеченным генералом, без всякого состояния. Но все же в марте того же года стала его женой. А через два дня после свадьбы молодой супруг во главе новой армии отправился в Итальянский поход, положивший начало переделке европейской картографии. Из похода он стал писать письма, содержанию которых его жена поначалу не вполне доверяла. Воспитанная в традициях восемнадцатого века, она вообще не ожидала, чтобы основой брака могла стать романтическая любовь, страсть. Читая письма сгорающего от любви мужа, она была уверена, что он иронизирует, и читала пламенную почту своим парижским друзьям, приговаривая: «Бонапарт такой забавный…»

А еще она ему изменяла. Это, видите ли, тоже было вполне в традициях восемнадцатого века – поддаться слабости, а затем молить о прощении, находя оправдание в долгой разлуке и силе грешного искушения. Наполеон узнал и эту сторону любви Жозефины. Он простил, он продолжал любить ее, но время шло, и отношения супругов менялись. Его страсть угасла до чувства благодарности за прошлое и ровных дружеских отношений. Ее же наоборот – становилась все более ревнивой, разочарованной, особенно от невозможности подарить императору наследника.

В 1809 году великий роман окончился. Но остался его незабываемый след – письма. Несмотря на усилия дочери Жозефины от первого брака, Гортензии, из разных источников один за другим всплывали то официальные бланки французской армии за границей, то маленькие листки обычной бумаги с обжигающим текстом, неподражаемым выбором эпитетов, нескрываемыми чувствами и интимными подробностями. Гортензия пыталась затушевать их явление, собрала самую невинную и выхолощенную часть эпистолярного наследия матери и отчима и издала двухтомник, утверждая, что это полное собрание их подлинных писем, а все остальное – подделки нечистых на руку людей, ищущих скандалов и выгоды. Но ее старания оказались тщетны. За полтора века после выхода двухтомника, благодаря совместным усилиям многих исследователей, удалось собрать и доказать достоверность немалого количества блестящих образцов неистового пера Наполеона. Сборник издательства «Захаров» включает в себя двести шестьдесят пять произведений страсти, ревности, желания и восхищения.

«Я люблю тебя с каждым днем все больше. Разлука избавляет от неглубоких чувств, но укрепляет сильные. Целую тебя в губы и в сердце. У тебя ведь никого нет, кроме меня, не так ли? И еще целую тебя в грудь, намного, намного ниже… Как счастлив Мюрат – он увидит тебя! Привези с собой горничную, кухарку, кучера. У меня есть для тебя упряжные лошади, прекрасная карета. Бери только личные вещи. Есть и столовое серебро, и фарфор. Прощай, труды призывают меня. Нет, не могу отложить перо… Ах, если сегодня вечером я не получу твоего письма, я буду в отчаянии. Подумай обо мне хоть немного или же скажи с пренебрежением, что не любишь меня. И тогда я пойму, что недостоин сожаления. Я написал тебе, что у брата есть двести луидоров, которыми ты можешь распоряжаться. Две сотни посылаю тебе и с Мюратом…»